Было страшно, когда выключаешь свет. Казалось, что стены давят, каждый шорох пугал. Я с содроганием смотрела в окно, вспоминая маму. Несколько раз пыталась дозвониться отцу, хотя какое ему теперь дело. Давным-давно мы для него чужие. У него своя семья. Не могла находиться дома. Одна в пугающей темноте с мыслями, которые съедали изнутри. Выбежала из квартиры, долго бродила вдоль цветущих улиц, пошла в место, где всегда находила утешение — в театр. — Можно я тут немного посижу? — спросила у Ларисы Ивановны, которая стояла возле гардеробной и перебирала буклеты...

— Лариса Ивановна Кузнецова? Голос за дверью звучал тихо, неуверенно. Я замерла с чашкой кофе в руке, бухгалтерские отчёты рассыпались по столу. Суббота, половина девятого утра. Кто может звонить в такое время? — Можно с вами поговорить? — По какому вопросу? — крикнула я, подходя к двери. Через глазок увидела парня лет двадцати, высокого, в чёрной куртке. Голову опустил, лицо не разглядеть. — Это... это личное, — сказал он и поднял глаза. «Серо-зелёные. С золотистыми искорками у зрачков.» Точь-в-точь как у Виктора...