Квартира наполнилась напряжённым молчанием, которое, казалось, вот-вот лопнет, как натянутая струна. Так было всегда: Семён с раннего детства привык к этим молчаливым войнам родителей, которые с каждым годом затягивались всё больше: на недели и даже на месяцы. Мать стояла у зеркала в элегантном коротком чёрном платье и укладывала волосы плойкой, собираясь на вечерний концерт в филармонию. Её движения легки и изящны, будто она и сама – часть музыки, которую будет сегодня слушать. Семёну хотелось бы...

— Ты знаешь, я вообще человек мирный. Меня даже в школе дразнили «Плюшкин» — потому что никогда не лез в драки и таскал всё в карманах. Пыльную справедливость, как говорил мой отец. Но вчера… Вчера я впервые почувствовал, что стены у нас тоньше, чем совесть у приезжих. Всё случилось, как положено, ночью. Ночью вообще всё случается. Днём ты живёшь, а ночью тебе объясняют, с кем ты живёшь. Был час или два — я не смотрел, я считал удары. Сначала они шли через равные промежутки — как в метрономе: бам… бам… бам...