Не доверяя ограм из офисных пещер, по тундре шёл этнограф. Конечно, не в плаще, а в очень теплой куртке, китайской, на меху. Он шёл вторые сутки по снегу и по мху: начальник просит Трою, Лемурию, звезду. Уверен, что открою, исследую, найду.
Заброшу к лешим службу, уеду на Кавказ.
В кустах печальной лужей сверкал огромный глаз. Не отрывая взгляда, зверь думал: он один. Я так-то травоядный, но жрать охота, блин.
Мне каждой ночью снится (к чему же снится, док?) — спешит с горячей пиццей коллега диплодок...
Птице снится, что птица — стареющий господин, и у птицы есть дом и жена. И хрусталь, и кошка. Выбирая тяжёлые шторы под цвет гардин, птица как бы торгуется. Нехотя, понарошку.
Птица видела снег, самый первый на свете снег, самый первый на свете дождь. Потому не грустно.
Птица знает, о чём перед смертью сказать жене, и, когда говорит, даже реки меняют русла:
— ухожу на закат, только ты обо мне не плачь. Обещаю бросать тебе звёзды из синей бездны...