Москва в июле — как большая печь, где днём всё кипит и шумит, а к вечеру чуть отпускает. Асфальт остывает, витрины дышат кондиционерами, и с крыш сползает дневная усталость. На Патриарших прудах в это время свет становится янтарным, и кажется, будто деревья сдвинулись ближе к воде, чтобы рассмотреть своё отражение. Запах липы — тягучий, тяжёлый — перебивает даже аромат ванильных круассанов из ближайшей пекарни. На набережной уткнулись носами в телефоны подростки, бегуны делают последний круг, на скамейках шуршат пакетами с кормом для уток пожилые пары...

Я вернулась за час до заката. Дорога из командировки вымотала: автобус качал, в проходе всю дорогу запах жареных пирожков, а я думала только о том, как открою окна в бабушкиной квартире, выпущу спертый воздух, полью её фиалки и поставлю чайник. Сегодня точно заварю тот липовый чай, который она любила, — пахнет медом, и от него всегда как будто всё становится на места. Ключ в замке повернулся туже обычного. Дверь приоткрылась, и я замерла: в коридоре горел свет, на полу стояли две коробки из супермаркета и — по привычке бабушки — оставленная на коврике чужая обувь...