Ирина уловила, как Галина Николаевна, стоя перед широким зеркалом в просторной прихожей, с едва заметным раздражением приподняла бровь, разглядывая её отражение. Взгляд свекрови, острый и цепкий, будто говорил: — Жемчуг? Неужели ты решила, что это уместно для такого вечера? Ирина молча сняла серьги, унаследованные от бабушки, и аккуратно спрятала их в сумочку. Очередное замечание Галины Николаевны напомнило ей, что в этом доме, пропитанном претензией на утончённость, она остаётся чужой. Два года...

— Алина? Не может быть! Я уж думала, ты номер сменила и пропала навсегда. Голос Ленки в трубке сочился приторным медом, в котором отчаянно барахталась ядовитая оса. Десять лет. Десять лет я не слышала этого голоса, но тело среагировало раньше, чем мозг — по спине пробежал неприятный холодок. — Не пропала, как видишь. Здравствуй, Лена. Я смотрела на свое отражение в панорамном окне от пола до потолка. За моей спиной ночной город был россыпью бриллиантов на черном бархате, а передо мной стояла женщина в тяжелом шелковом халате, которую я сама все еще с трудом узнавала...