Мелодрама "ЕЩЕ РАЗ ПРО ЛЮБОВЬ" (СССР): "— А вот у меня в записной книжке телефоны трехсот шест­надцати друзей. И все сейчас подыскивают тебе комнату. (Электрон — Наташе. «Еще раз про любовь».) "Обычно человеческие чувства не сводят к арифметическим величи­нам. Мы навсегда запоминаем пушкин­ские слова: «Друзья, прекрасен наш союз». Он всегда обращался — «дру­зья», пусть их с годами становилось меньше. Дружба, очевидно, не поддается статистике. «Я помню чудное мгновенье»,— го­ворил он. И мы не вспомним точно, в скольких пушкинских строках дли­лось оно. Ведал ли об этом сам поэт? Любовь не измеряется строкомером. «Сто четыре страницы про лю­бовь» — называется пьеса Э. Радзин­ского, и «Еще раз про любовь» — фильм, поставленный Г. Натансоном по этому произведению. Я, естественно, никого ни с кем не сравниваю. Я говорю о характере чувства и его выражении. Бортпроводница Наташа, познако­мившись с физиком Электроном, произносит в фильме «Еще раз про любовь» замечательные слова: «Хо­рошо, если бы все люди лет на пять замолчали. Тогда у всех слов снова бы появился большой смысл». Но киногерои, как известно, разго­варивают. «Мотогонки по вертикальной стене в Огайо. Мы, мотоциклисты, мчимся вверх, ввинчиваясь в стенку круг за кругом. Над нами звезды, а внизу — огонек у входа. Так похож на черво­вую карту. Или проще — на чье-то сердце». Эту словесную шелуху рассыпает в фильме с эстрады мальчик-поэт. Над ним посмеиваются. А вот говорит Электрон. В жизни. «Вы, видно, очень чуткая девушка, тогда что же вы одна?» «Просто людям моложе ста двух лет свойственна вера в необыкновенную встречу». «Итак, выпьем по поводу моей странности». «Вы лучшая девушка в СССР». «Нет, я просто вам понравился. Ко­гда еще вон там сидел, на вас смот­рел, уже понравился». «У вас лучшие глаза в СССР». «Наверное, мы сейчас похожи на столетних супругов». «У меня есть потрясающая кофевар­ка... Лучшая в' СССР». Легко заметить, что между «мото­гонками по вертикальной стене в Огайо» и лексиконом героя нет ни­какой разницы. И уж большого смыс­ла в словах нет ни здесь, ни там. Но слова — это и характер, и чув­ство, и мысль. Понимаете, если это всерьез — весь словесный поток Электрона, 316 друзей в его записной книжке, шикарная шкура белого медведя на полу, набор конфет для угощения и «лучшая кофеварка в СССР»,— то это всего-навсего вульгарно. Это не про физика, а про «жоржика», не про любовь, а про «роман» баналь­ного сердцееда. Рядом с героем всегда обитает шарж. Рядом с Печориным — Груш­ницкий. Электрон Евдокимов по замыслу — физик, интеллектуал. И показано это так: могучий талант, волчий аппетит, шкура белого медведя, таинственный опыт на Альфе — «покрутим одну ма­шину— и порядок». И, разумеется, ирония. В фильме все ироничны. На всякий случай. Электрон не на один «порядок» ниже физиков из «Девяти дней од­ного года». Он скорее старший брат Тима-Тимофея из фильма «Улица Ньютона № 1». Таким его и играет А. Лазарев. Шарж на физика. Шарж на умно­го человека. Шарж на оригинальную натуру. В фильме же он показан вполне всерьез. Но если Эла Евдокимов неинтере­сен, тогда интересно ли его любить? Тогда интересна ли сама Наташа, из­бравшая себе такого кумира? Тогда появляется много «тогда»... В удачных постановках пьесы «104 страницы про любовь» любовь полу­чалась, когда не было упоения мод­ной профессией, пышной фразой, модерном, антуражем. Электрон вы­глядел элементарнее, прозаичнее. И от этого лишь милее. И рядом выра­стала Наташина любовь, непонятая, отданная в общем-то почти зазря, более серьезная, чем вызвавший ее повод. В этом был смысл, был нрав­ственный урок. В фильме «Еще раз про любовь» нет такого противопоставления геро­ев. Здесь Эла любит, и Элу любят, и Эле дано моральное право выглядеть заурядным позером. Здесь есть дру­гое, как выразился бы сам герой, «нечто вокзальное»: блеск Электро­на, влюбленность Наташи и пронзи­тельный свисток мелодраматической разлуки. (...) ( Зоркий А. Один раз про любовь // Советский экран. 1968. № 17. С. 2). Полный текст этой рецензии здесь: dzen.ru/...688