Мы познакомились с ним случайно, в вагоне ночной электрички, идущей из ниоткуда в никуда. Я возвращался с неудачной рыбалки, злой на весь мир, а он просто сидел напротив, глядя в чёрное, заплаканное дождём окно. В полупустом вагоне, под монотонный стук колёс и гудение люминесцентных ламп, его неподвижность казалась неестественной. Он был худ, одет в поношенную, но чистую одежду, а на его лице застыло выражение бесконечной, всепоглощающей усталости. Но странным было другое. Одна из ламп над нашими сиденьями начала мигать, то вспыхивая, то погружая наш угол вагона в тень...

Боль была первым, что вернуло его к жизни. Не просто боль – всепоглощающий огонь, пожирающий кожу, мышцы, саму память. Он попытался вдохнуть, но горло сжалось спазмом, вырвав хриплый, беззвучный стон. Глаза, слипшиеся от гноя и мази, с трудом разлепились. Тусклый свет. Чужие запахи: йод, кровь, смерть. Стоны. Крик медсестры где-то вдалеке. Где я? Мысли не было – только животный страх. Он попытался пошевелиться, но тело не слушалось. Забинтованные руки. Забинтованное лицо. Кто я? Ответа не было. Только пустота...