— Ты вообще слышала, что тебе мать сказала? Это не работа, это баловство! Слова упали в сырой ноябрьский воздух и повисли между ними, как выхлопные газы. Они только что вышли из подъезда его матери, и улица после душной, натопленной квартиры, пропитанной запахом валокордина и жареного лука, показалась враждебной и неуютной. Стас шёл чуть впереди, его широкая спина в тёмной куртке почти полностью заслоняла свет от редких фонарей. Он не оборачивался, но Анна чувствовала его гнев в напряжённых плечах, в тяжёлой, вбивающей асфальт походке...

«Раз это мои деньги, то не вам их считать», – холодно бросила я свекрови. Три года я терпела ее тотальный контроль, отчеты за каждую чашку кофе и унизительные упреки в транжирстве, пока мы копили на общую ипотеку. Я думала, что эта фраза поставит точку, но она стала началом настоящей войны. Свекровь решила мстить, превратив мою жизнь в ад, а муж оказался перед выбором: квартира, которую сулила мать, или я. Он сделал свой выбор в тот вечер, когда она поставила свой главный ультиматум. Квартира пахла тремя вещами: валокордином, жареной картошкой и несбывшимися надеждами...