Кухня тонула в мягком полумраке. Лампочка под абажуром не горела — Марина предпочитала слушать тьму. За окном висела неподвижная зимняя ночь: снег лениво кружился в свете фонаря, будто медлил коснуться земли. На столе, в полумраке, поблёскивала кружка с остывшим чаем, на блюдце — ломтик лимона, сморщенный и почти прозрачный. Она сидела, подперев щёку ладонью, и слушала. Слушала тиканье старых настенных часов, которые достались ей от бабушки. И — сквозь стены — голоса. В соседней комнате муж тихо говорил по телефону...

Я сидела на диване, обняв Ваську так крепко, что рыжая скотина уже начал коситься на меня с выражением: «Дорогуша, ты не с тем перепутала, я вообще-то кот, а не жилетка». Слёзы катились по щекам, образуя на морде этой пушистой подлости мокрые дорожки. И пока я всхлипывала и беззвучно проклинала всё мужское население планеты (особенно его масляную часть), Васька недовольно вывернулся и улёгся на подлокотник с видом: «Сама разруливай свои мелодрамы». И вот в этот момент, когда мне казалось, что дни мои сочтены, а сердце можно сдавать в утиль, где-то в глубине души что-то щёлкнуло...