В 1975-м Лев Лещенко был на пике. «День Победы», «Соловьиная роща» — его голос звучал отовсюду: с телеэкранов, из радиоприёмников, на концертах. Он был воплощением советской эстрадной элегантности — сдержанный, статный, безупречный. Люди верили ему. Песни трогали до слёз, а он сам казался своим — близким, надёжным, настоящим. Алла Пугачёва тогда только начинала. «Арлекино» прогремел на весь Союз после «Золотого Орфея», но за кулисами она оставалась той самой дерзкой новенькой — с огоньком в глазах, громким смехом и амбициями, которые пока ещё воспринимались как юношеский пыл...

Ночной звонок разорвал тишину, словно выстрел. Валерий вздрогнул и нащупал телефон. Часы показывали 3:17. — Алло, — хрипло произнёс он, пытаясь разлепить веки. — Валера, открой дверь. Этот голос. Сон мгновенно улетучился. — Марк? Ты что, здесь? — Открой, говорю. Я внизу. Валерий поднялся, накинул халат и прошлёпал к домофону. На экране маячила знакомая фигура. Потрёпанная, сутулая, с растрёпанными волосами — не то Марк, не то его призрак. Он нажал кнопку и впустил ночного гостя. Пока лифт поднимался, Валерий успел поставить чайник и достать стаканы...