Сашка позвонил мне после обеда. Я ждал его звонка, прислушивался, не раздастся ли трель из коридора, то и дело выглядывал, натыкаясь на снующую туда–сюда соседку, бабу Машу. Потом, совсем измаявшись, взял отцовский паяльник и сел чинить радиоприемник. Мария Петровна опять уронила его со стола, каялась, молила о пощаде, и я, как настоящий мужчина, кивнул, мол, починю, хозяин же! В нашей коммуналке жили мы, баба Маша, старик–сапожник и бывшая спортсменка–пловчиха, тетя Римма. Кому как ни мне следить...

Дверь мне открыла Вероника Сергеевна. Как всегда, с идеально прямой спиной и той легкой, изучающей усмешкой в уголках губ, которая за пятнадцать лет стала для меня синонимом унижения. — Алевтина? Неожиданно. Ты ведь знаешь, по воскресеньям мы с Виктором Степановичем… Она осеклась, когда я, не дожидаясь приглашения, прошла мимо нее в дом. В воздухе пахло пылью и увядающими цветами — сладковатый, тяжелый запах запустения. Мой взгляд скользнул по огромной гостиной. Все тот же показной ампир, та же громоздкая мебель из темного дерева, призванная демонстрировать статус...