Когда Игорь швырнул на стол исковое заявление и сказал: «Половина дома — моя, можешь даже не дёргаться», — я просто кивнула. Спокойно. Как будто он сообщил мне прогноз погоды. А внутри всё горело. Двадцать три года брака, двадцать три года я вкалывала в больнице — сутки через трое, ночные дежурства, пьяные дебоширы в приёмном покое, — пока он менял работы, «искал себя», пил с друзьями пиво на моей кухне и жаловался, что жизнь его не оценила. Дом этот достался мне от родителей. Мама умерла пять лет назад, папа — десять...

– Николай, ты понимаешь, что ты наделал?! – голос Екатерины звенел от ледяного бешенства, которое она с трудом сдерживала, чтобы не сорваться на визг. Ветер за окном десятого этажа в ульяновской новостройке на Севере завывал, как раненый зверь, и рвал с карниза последние остатки осенней листвы, смешанной с колючим снегом. Этот вой идеально соответствовал буре в ее душе. – Катюх, ну чего ты кричишь? – пробасил в трубке зять, Николай. – Я же по-хорошему. Сказал, что у тебя форс-мажор. Семейные обстоятельства...