— Катя, ты с ума сошла? Мы теряем двести тысяч! — Мирон кричал, лицо побагровело. — Самолет через восемь часов, а ты устраиваешь истерику! Я прижимала к себе Максима. Четырехлетний сын горел как печка, глазки слезились, дыхание хриплое. Только что приезжала скорая, намерили тридцать девять и два. — Какая истерика? У ребенка температура под сорок! — Дай ему жаропонижающее и поехали! В Турции есть врачи, если что. Или оставь родителям, они справятся. Я смотрела на этого мужчину, с которым прожила последние полтора года, и не узнавала...

Катя стояла у окна, сжимая чашку с уже остывшим кофе. За спиной шуршали страницы — Сергей листал газету, делая вид, что не замечает её напряжения. — Переедем к маме, а квартиру брату, — наконец произнёс он, не отрывая глаз от новостей. — У него трудности. Катя медленно разжала пальцы. Чашка звонко стукнула о подоконник. — Вот и переезжай, — сказала она ровно. — Один. И с вещами. А квартира — моя. Сергей наконец поднял голову. Его лицо было спокойным, но в уголках губ дрожала раздражённая складка...