— Катя, ты с ума сошла? Мы теряем двести тысяч! — Мирон кричал, лицо побагровело. — Самолет через восемь часов, а ты устраиваешь истерику! Я прижимала к себе Максима. Четырехлетний сын горел как печка, глазки слезились, дыхание хриплое. Только что приезжала скорая, намерили тридцать девять и два. — Какая истерика? У ребенка температура под сорок! — Дай ему жаропонижающее и поехали! В Турции есть врачи, если что. Или оставь родителям, они справятся. Я смотрела на этого мужчину, с которым прожила последние полтора года, и не узнавала...

После ухода Насти вечер пошёл как-то скомкано. Олег заметно нервничал, сидел дёрганый и хмурый, пытаясь, однако, казаться весёлым и компанейским, тем Олегом, к которому привыкли родители Кати. Сама Катя то и дело косилась на окна гостевой комнаты, ей показалось, что пару раз в них мелькнуло злое лицо матери Кристины. «Что за тайны Мадридского двора? – думала девушка. – Кажется, какой-то из их скелетов приоткрыл шкаф и высунул наружу пальчик. Зачем только тётя Настя прямо за столом допрос мужу устроила? Шёпотом, но кто-то же мог услышать...