Дверь захлопнулась с таким грохотом, что у Георгия дёрнулось веко. Сквозь завесу пьяного тумана долетел голос жены: — И чтобы духу твоего здесь не было! Понял? Спи где хочешь! Ты уже не человек, Георгий! Достал своими пьянками! Из детской комнаты донеслось всхлипывание младшего и раздражённый голос старшего: «Опять папа пьяный пришёл…». — Да пошла ты… — прошипел он в пустоту подъезда. Силы спорить не было. Только тупая ярость на весь белый свет. Парк встретил его сыростью позднего вечера и равнодушным шелестом листвы...

Я купил этот дом за бесценок. Старый, но крепкий, на окраине города, с заросшим садом, который обещал тишину после двадцати лет жизни в бетонной коробке. Продавал его странный, измотанный мужик с глазами, в которых плескался застарелый, выцветший ужас. Он торопился, суетился, подписал документы, почти не глядя. Когда он отдавал мне ключи, его рука дрожала. — Одно только условие, — сказал он, глядя мне не в глаза, а куда-то за плечо. — Ты мужик вроде нормальный, не дурак. Просто прими как есть. Дверь в подвал...