Сижу я, значит, за кухонным столом. Он у нас еще с советских времен остался, крепкий такой, дубовый. Только столешница местами уже протерлась. Чай остыл давно и пленкой подернулся. А я все пишу и пишу. Рука уже не слушается. Буквы кривые выходят, как у первоклашки. Но остановиться не могу. «Катюша, дочка моя милая, беспокою тебя не жалобы ради. А потому что душа моя исстрадалась, изболелась вся. Семьдесят мне, говоришь? Да, семьдесят. А отцу твоему семьдесят три. Только вот беда, он про свои годы забыл начисто...

— Привет, Лена, — сказал Николай, когда дверь открылась. Она не поздоровалась в ответ. На него смотрели бездонные выплаканные глаза, потерявшие свою былую синеву. — Я тут вещи Виктора привёз. Вот... — он протянул пакет. Николай знал, что лежит внутри: томик Гёте, наручные часы с пробитым циферблатом, записная книжка и "снежный" шар, сфера на подставке, которую если встряхивать — идёт "снег" на игрушечный городок внутри стекла. — Почему? — тихо спросила она, принимая пакет. — Ну..., — Николай не знал, что сказать, он прятал глаза...