Ивану было тридцать восемь. Когда-то, еще до всей этой бытовой драмы с разводом и графиками встреч, он работал в театре — не просто осветителем или администратором, а режиссёром детских спектаклей. Он умел ставить сказки так, что даже взрослые замирали в зале, забывая про телефоны. Он зажигал малышей на сцене, учил их говорить громко, верить в принцесс и крокодилов, и мечтал, что однажды — когда-нибудь — в первом ряду зала будет сидеть его собственный ребенок. Маленький, с прилипшей к щеке конфетой, с глазами, полными восторга, и будет хлопать ему — папе — громче всех...

Маша родила первого в двадцать три. Второго — в двадцать пять. А третьего — уже почти не планируя, в тридцать один. — Ну, у тебя теперь хоть профессия «мать» будет, — ухмыльнулся тогда её муж. — Всё равно в твоей сфере ты уже никому не нужна. Маша промолчала. А что сказать, если за плечами — незаконченное образование, а в груди — вечная усталость и вина, что «не реализовалась»? Каждое утро начиналось с каш, детских криков, «мам, где мой рюкзак», и «тут кто-то опять нассал в тапок». Её лицо забывало, что такое макияж, а имя — как звучит без уменьшительно-ласкательных форм...