У нас в школе училась девочка - сирота. Она жила с бабушкой, очень старенькой и очень набожной. Каждое воскресенье они с бабушкой шли в церковь мимо нашего дома, одинаково худенькие, уязвимо хрупкие, в белоснежных косынках. По слухам бабушка запрещала ей смотреть телевизор, есть, сладкое и смеяться открыв рот. Девочку мы дразнили. А она смотрела на нас серыми, недетскими глазами и говорила: "Боженька, помилуй их, не ведают они, что творят". Никто с ней не дружил, считали ее полоумной. Звали ее Лина...

Нина Анатольевна стояла на кухне и смотрела, как закипает чайник. Из комнаты доносился знакомый звук — Степа, ее семилетний внук, смотрел мультики. Дверь в прихожей только что захлопнулась — это ушла Вероника, дочь. Снова. Ушла — это громко сказано. Бросила на прощание: «Мам, ты тут побудь с ним, я ненадолго». Слово «ненадолго» от нее давно потеряло всякий смысл. Раньше это означало несколько часов. Потом — сутки. Теперь, судя по наскоро собранному рюкзаку — неделю. Минимум. На столе лежала записка, оставленная «на всякий случай»...