В ту ночь Аня проснулась от тонкого писка радионяни. Малыш завозился, как всегда, ровно в три пятнадцать, будто у него внутри был крошечный будильник. Она нащупала халат, скользнула в детскую и, не включая большого света, чуть покачала кроватку. Тёплый лобик, влажные ресницы, тихий всхлип. «Тсс, мой хороший», — привычно сказала она, но вдруг уловила из кухни странный шёпот. Не русский, не привычное бормотание Ильи — другое, с непривычными звуками, короткими, гортанными, будто кто‑то пересыпал ночную тишину незнакомыми словами...

Часы в коридоре пробили шесть. Аккуратные, размеренные удары разнеслись по квартире, заставив Наталью Петровну вздрогнуть. Она отложила недовязанный шарф и поднялась с кресла, машинально поправляя и без того идеально лежащую на столе кружевную салфетку. Пятнадцать минут — ровно столько оставалось до его прихода. Каждый вторник, уже больше года, он появлялся на пороге её квартиры ровно в 18:15. Не раньше, не позже. Будто жизнь его подчинялась какому-то тайному расписанию, в котором для неё было отведено строго определённое время...