— Три тысячи за малину, две с половиной за смородину, четыреста за молоко... — Нина водила пальцем по исписанному листку, а её голос звучал как у кассира в супермаркете. — Простыня льняная, испорченная — тысяча двести. Татьяна стояла посреди низкой деревенской кухни и не могла поверить своим ушам. Потолок с темными балками словно давил сверху, а запах свежеиспеченного хлеба, еще утром такой уютный, теперь казался удушающим. На клеёнчатом столе лежал тот самый листок — обычная тетрадная страница в клеточку, исписанная аккуратным почерком подруги...