Нож в руке Алёны казался ледяным. Он словно был продолжением того холода, что сковал ее изнутри, когда до ушей донеслись ядовитые слова свекрови. «Городской фифе… крылышки пообломаем… покажем, кто в доме настоящий хозяин…» Она не шелохнулась. Стояла, глядя в одну точку на яркий узор кухонной клеенки, и слушала, как кровь стучит в висках. Ярость, холодная и острая, как этот самый нож, вытеснила и страх, и обиду. Наивная вера в то, что люди могут измениться, что можно договориться, рассыпалась в прах...

— Алло, мамочка! Как вы? — Алёна прижала телефон плечом к уху, пытаясь одновременно разгрести стопку документов на офисном столе. Пятница катилась к своему логическому завершению, обещая два дня блаженной тишины на их с мужем даче. — Аленушка, здравствуй, деточка! — голос свекрови, Светланы Петровны, зазвучал в трубке бодро и по-хозяйски, не предвещая ничего хорошего. — Мы тут с Зоенькой посовещались и решили: чего в городе на выходных киснуть? Приедем к вам на дачу! Подышим воздухом. Ты же не против? Шашлычка сделаем, детки на травке побегают...