Сашка позвонил мне после обеда. Я ждал его звонка, прислушивался, не раздастся ли трель из коридора, то и дело выглядывал, натыкаясь на снующую туда–сюда соседку, бабу Машу. Потом, совсем измаявшись, взял отцовский паяльник и сел чинить радиоприемник. Мария Петровна опять уронила его со стола, каялась, молила о пощаде, и я, как настоящий мужчина, кивнул, мол, починю, хозяин же! В нашей коммуналке жили мы, баба Маша, старик–сапожник и бывшая спортсменка–пловчиха, тетя Римма. Кому как ни мне следить...

Кожа на ладонях лопнула от глины, забиваясь в трещины мерзкой, засыхающей жижей. Петя разглядывал свои руки при тусклом свете, пробивавшемся сквозь щель в ставне. Эти руки, что умели так искусно выписывать облачные узоры в небе, что касались бархатной кожи Лилит и уверенно держали штурвал летомобиля, теперь были руками раба. Грубыми, исцарапанными, с отросшими ногтями, под которыми навсегда поселилась серая глина. Руками «зомбического жителя низкого мира», как бы он сам с насмешкой подумал когда-то...