Надо в дорогу, в дорогу, в дорогу мне торопиться. Надо узнать, надо узнать мне, что я за птица. А почему? А потому, плохо на свете, плохо на свете Жить одному, жить одному, жить одному. Помню-помню, помню-помню, Птицами считают, Только тех, только тех, Которые летают. Только тех, которые летают, Птицами, птицами, птицами считают, Птицами, птицами, птицами считают. Надо в дорогу, в дорогу, в дорогу мне торопиться. Надо узнать, надо узнать мне, что я за птица. А почему? А потому, плохо на свете, плохо на свете Жить одному, жить одному, жить одному...

Шариковая ручка моя со скрипом бегала по листку бумаги, пока седая, девяностопятилетняя бабуля, плотно стиснув губы и опираясь на деревянную трость с вытертой до блеска рукоятью, терпеливо ожидала долгожданного рецепта. Зоя Ивановна была нашей местной легендой: в четырнадцать лет убежала на фронт, прибавив себе три года. Морпех, орденоносец. - Зоя Ивановна, почему вы к ревматологу-то не пошли? Вы же знаете я терапевт! - Знаю я что ты терапевт! - ловко подхватывая исписанную мной бумажку нахмурилась ветеран, - Только ревматолог ваш, этот Эгим… Эгем...