Нескончаемый забор, размалёванный примитивными, безвкусными граффити, мельтешил за окном, точно плохо зацикленная гифка. От мерной качки поезда, от непродуманного нагромождения цветовых пятен, связанных красной линией, у Николая закололо в висках. Закрыв глаза, Коля попытался вспомнить, как в студенческие годы наивно мечтал разрисовать этот забор сам: морские льды плавились бы сочной луговой зеленью, расцветали бы атомными взрывами и опадали в пучины космоса лепестками сакуры. И дурацких человечков...

Он стоял на пороге и словно осел — колени подломились, пальцы вцепились в косяк, потом он все-таки опустился на коврик, как провинившийся школьник. В прихожей пахло мокрой курткой и яблоками из сетки у двери. На кухне горела жёлтая лампа, тихо тикали часы, а за стеной ровно дышал малыш. — Прости, — прохрипел он, не поднимая глаз. — Дай сыну отца. Лена держала ладонь на дверной ручке, словно боялась, что её кто-то силой захлопнет обратно. Смотрела сверху вниз на человека, которого когда-то любила до дрожи...