— Давай, Даш, Целую. Отключаюсь и спешу выключить телефон. Поверить не могу, что после разоблачения он посмел попереться к моим родителям и рассказать им свою правду. Подонок. Мерзавец. На что он рассчитывает?.. Раздается стук в дверь ванной комнаты. Я закручиваю кран и бегу открывать дверь. — У тебя тут все в порядке? — спрашивает Мирослав. Он замечает телефон в моей руке. — Обязательно нужно было уходить, чтобы поговорить по телефону? — хмурится. — Не хотела, чтобы ты это слышал, — вздыхаю. — Ему звонила? — Что? — ахнула...

― Вика, иди кушать. Остынет же. Вика ничего не ответила. Только поправила капюшон, чтобы еще сильнее закрыть лицо. И продолжала смотреть в окно. В группе ее не боялись ― тут были дети, которые били других просто потому, что те спали на их кроватях. Вика никого не трогала. Не кричала. Не жаловалась. Но к ней не подходили. Говорили шепотом: «Она не как все. Слишком взрослая». А воспитатели за спиной добавляли: «И слишком сломанная». Она появилась в приюте поздней весной. Не кричала, не плакала, не просилась обратно...