Сначала это звучало как шутка: «Ну что вы, Валентина Ильинична, две недели — и домой. Вы же сами говорили: обследования, невролог, и всё». Артём тогда держал в руках пакет с зелёной гречкой, который тёща привезла «из проверенного магазина, где ещё советские стандарты помнят». Пакет пах пылью и уксусом. На кухне щёлкал чайник, Лера, его жена, улыбалась виновато — так улыбаются, когда понимают, что что-то навязывают, но не решаются отказаться. Валентина Ильинична вошла в их жизнь неслышно, как запах нашатыря: чуть — и уже везде...

Когда Надя с Ромой наконец-то получили ключи от своей двушки в новостройке, ей казалось, что жизнь вошла в светлую полосу. Ипотека на двадцать лет, конечно, висела камнем на шее, но квартира была новая, с чистыми стенами, без чьего-то чужого запаха в коридоре. Пахло шпаклёвкой и надеждой. Рома обещал, что его мама будет приезжать редко. Но уже через неделю после переезда в прихожей появилась большая клетчатая сумка — с домашними заготовками, тёплым пледом и кастрюлей борща. Сама Валентина Петровна стояла в дверях, поправляя очки, и говорила: — Вы же ещё дети...