"Я хочу домой!", - так лепетала одна девочка. Она только говорить научилась. И взрослые снисходительно и мягко объясняли ей, что она уже дома. Вот твоя кроватка, твои игрушки, ты же дома, милая! А если девочка говорила "Хочу домой!" на улице, ей обещали, что скоро пойдут домой. Все хорошо! А девочка замолкала, как замолкаем все мы, когда нас не понимают. Я помню, как мой двухлетний братик спрашивал: "Где мой дом?", - словно потерялся. И ему показывали наш дом. Вот он! Но братик мотал головой и плакал тихонько...

Марине было двадцать семь. Она жила одна в съемной квартире на севере Москвы, работала фриланс-иллюстратором, рисовала для детских книг и технических брошюр, иногда для рекламных агентств — когда поджимали сроки и бюджет. У нее была ровная, выстроенная жизнь, в которой все держалось на личных правилах: не лезть в прошлое, не трогать мать, не открывать старые фотоальбомы. С родней она почти не общалась. Уехала из дома сразу после школы — поступила, осталась, и так и не вернулась. Все, что связывало ее с детством, было где-то далеко — в приглушенных воспоминаниях, которые лучше не вытаскивать...