— Пётр, спасайте, — сказала женщина в трубку. — Мы уже враги всему подъезду. Пёс лает… только на лифт. Не на людей. На лифт. — На лифт целиком? — уточняю. — На лифт, когда он останавливается. И — строго — на третий этаж. Соседи грозят участковым. Подъезд встретил меня тем запахом, который бывает только в старых домах: мокрые перила, скисшая реклама «грузчики недорого», букеты проводов под потолком, а у лифта — блеклая наклейка «не прыгай» (то есть, конечно, прыгай, но делай вид, что не прыгал)...

Если бы кто-то осмелился предсказать мне ещё год назад, что я не просто отдалюсь, а оборву до основания всё, что связывает меня с собственной дочерью — я бы, не задумываясь, влепила пощёчину за такие мерзкие слова. Или, если это был бы близкий человек, просто рассмеялась бы в лицо: горько, с обидой и непониманием, мол, да как вообще можно такое придумать? Ведь вся моя жизнь — от первого вздоха после её рождения — вращалась вокруг неё, как планета вокруг солнца. Вероника. Моё солнце, моя боль, моя гордость, моя суть...