Я отмахнулась от неё, чтобы не зудела, – как от надоедливой мухи, что лезет под руку, мешая сосредоточиться. Мне всё равно, чем он там занимается. Пусть спит со своей Елизаветой. Пусть хоть алтарь ей воздвигнет и молится, как на самую распрекрасную женщину на свете. Меня это больше не касается. Она, бедняжка, видимо, продала почку ради билета в Москву – вот уж воистину подвиг во имя любви. Сколько у неё там было сбережений? Пару десятков тысяч, да и те, наверное, в коробочке из-под обуви хранила...

Конец октября дышал промозглой сыростью, и Михал Михалыч чувствовал себя последним идиотом. Он стоял на почти пустом перроне и тупо смотрел на хвост уходящего поезда. Тот самый поезд, что должен был унести его к морю, теплу и двухнедельному отпуску. Подлец ушёл ровно по расписанию, за тридцать минут до того, как Михмих, запыхавшийся и потный, влетел в здание вокзала. — Зараза, — сплюнул он, отойдя от края платформы под крышу. Горечь во рту была не только от досады. Он культурно, про себя, перечислил...