Я стою в коридоре родильного отделения, и тишина звенит в ушах после двенадцатичасовой смены. Дежурство выдалось тяжелым: две экстренных операции, одни преждевременные роды, крики, слезы, и в конце концов – долгожданный плач новорожденного, который каждый раз заставляет забыть обо всем на свете. Именно за эти моменты я и люблю свою работу. Халат липнет к спине от усталости, ноги гудят, а в голове пульсирует тупая боль от недосыпа. Достаю телефон – три пропущенных от Сергея. Наверное, хочет рассказать о новом ресторане, который планирует открыть весной...

— Я хочу, чтобы ты с ним развелась. Слова упали в тишину маленькой кухни, как камни в колодец. Лена медленно подняла глаза от чашки с остывшим чаем. Тамара Игоревна сидела напротив, прямая, как аршин проглотила, и смотрела на невестку без тени эмоций. Её гладкая причёска, волосок к волоску, казалась несокрушимой, как и стальной блеск в светлых, почти бесцветных глазах. На ней была строгая блузка с глухим воротом, идеально отглаженная. — Что? — Лена не была уверена, что правильно расслышала. Голос свекрови был ровным и тихим, но от этого только более жутким...