Тусклый свет уличных фонарей, пробивавшийся сквозь щели жалюзи, отбрасывал на потолок полосатые тени. Джуди Хоппс открыла глаза в полной темноте, и первое, что она ощутила, было не привычное пробуждение, а острое, неумолимое давление внизу живота. Цифры электронных часов на прикроватной тумбочке светились зелёным: 03:17. Она лежала на спине, её загипсованная правая задняя лапа, устроенная на специальной подушке, была тяжёлым, болезненным якорем, приковывающим её к матрасу. Рядом, на своей половине широкой кровати, глубоко и ровно дышал Ник...

Тишина ночи была настолько глубокой, что казалась почти осязаемой, густой и тяжёлой, как чёрный бархат. За окном не было слышно ни единого звука — ни машин, ни ветра. Джуди Хоппс лежала на спине, её фиолетовые глаза широко открыты и смотрели в потолок, где слабый свет от уличного фонаря отбрасывал на поверхность причудливые, медленно движущиеся тени. Её правая задняя лапа, освобождённая от гипса всего сутки назад, покоилась на отдельной, высокой подушке. Боль изменила характер. Больше не было той пронзительной, белой вспышки, что заставляла её кусать губы до крови...