— Я больше не буду… — сказал он, придерживая стену, — ну ты же знаешь, Оль… Она знала. Этот тост звучал у них чаще, чем будильник. На кухне пахло подгоревшим чаем и чужими обещаниями. Оля застёгивала молнию на чемодане так, будто закрывала сезон — без права на продолжение. — Спи, — сказала она спокойно, — у тебя завтра важный день. — Какой? — Тот, в который меня тут не будет. Он пытался улыбнуться, но у улыбки запутались ноги. Стул скрипнул, настенные часы закашлялись в тишине, и Оля вдруг поняла: если не уйдёт сейчас, опять останется до выходных, до зарплаты, до «последнего раза»...

"Меня настигло тоже самое, что и отца!", - сразу догадалась она. Не в силах оторвать взгляд от своего отражения в зеркале, девушка с yжасом смотрела как на лице расползается ярко-красная cыпь. ...Ее трудно было назвать хорошенькой и она это знала. "Гадкий утенок", "на редкость некрасивая", "не повезло девочке, а ведь мать такая красавица", "косолапая" - то, что она привыкла в детстве слышать от окружающих. А еще она ненавидела свое имя. Родители назвали ее двойным именем Мэри Фланнери. О’Конноры...