После ухода Насти вечер пошёл как-то скомкано. Олег заметно нервничал, сидел дёрганый и хмурый, пытаясь, однако, казаться весёлым и компанейским, тем Олегом, к которому привыкли родители Кати. Сама Катя то и дело косилась на окна гостевой комнаты, ей показалось, что пару раз в них мелькнуло злое лицо матери Кристины. «Что за тайны Мадридского двора? – думала девушка. – Кажется, какой-то из их скелетов приоткрыл шкаф и высунул наружу пальчик. Зачем только тётя Настя прямо за столом допрос мужу устроила? Шёпотом, но кто-то же мог услышать...

Она рассказывала это так, будто всё происходило вчера — с запахом липкого июльского асфальта, звоном мелочи в чужих руках и гулом автобуса, который спас, как бронепоезд. — Представляешь, — начинает она, — я ведь всегда была правильной. Лагеря, школьные праздники, папа у ворот. Всегда папа. Всегда на машине, с пакетом вишнёвого сока и плиткой шоколада. Но в тот год папа не смог. Работа. Срочно. Вот я и поехала сама. Как взрослая. С огромной сумкой на колёсиках и ощущением, что мир — это открытая дорога...