Маша сидела на кровати и бесконечно перебирала вещи, которые только что сложила в рюкзак. На лице — смесь раздражения и уныния. Она смотрела на старый портрет на стене — улыбающуюся бабушку в сарафане и платке, а в душе росла обида. — Маша, ты опять собираешься ныть? — голос мамы звучал с кухни, раздраженный и уставший,— сколько раз уже говорила: лето в деревне — это не наказание, а отдых! Если бы не ты сама… — Отдых? — резко перебила дочь, поднимаясь с кровати, — мне не нужен твой “отдых”. Я провалила сессию, и ты решила меня так наказать! А не то, что вы называете “перезагрузкой”...

Когда Лёша открыл глаза, он понял две вещи:  1. Он **не** в церкви.  2. Он **не** трезв.  Потому что перед ним был не петербургский переход, а что-то среднее между бункером эпохи СССР и декорациями к «Алисе в Стране чудес». Стены покрыты граффити, которые **шевелились**, когда на них смотрели слишком долго. В углу валялся диван, явно помнящий ещё советских учёных, а на потолке горела неоновая вывеска:  **«Добро пожаловать в Лимб. Не трогайте Хранителей».**  — Ты ещё живой? — Рыжая девчонка тыкала в него кисточкой, как в подозрительный пирожок...