Жара в маленькой кухне стояла невыносимая, густая, как кисель, пахнущая подгоревшей молочной кашей и стиральным порошком. Я стояла у плиты, помешивая ложкой в кастрюльке с супом, который наотрез отказывался закипать. На левой руке, прижав к груди, я держала свою трёхлетнюю Лизку. Она вся горела, щёки были малиновыми, а влажные волосики липли ко лбу. Сбитая утром температура снова подползла к отметке 38,5. В аптечке пусто, последние свечи я поставила ей вчера ночью. Скрип входной двери прозвучал как выстрел...

Первые лучи утреннего солнца, тонкие и острые, как лезвие, пробились сквозь щель между неплотно задвинутыми шторами и упали прямо на морду спящего далматинца. Золотистый свет заиграл на его пятнистой шкуре, медленно, но настойчиво выводя его из царства снов. Маршал не сразу открыл глаза. Сначала он лишь глубже уткнулся носом в мягкую ткань своей лежанки, пытаясь удержаться в объятиях теплой дремоты. Он сладко потянулся, выгнув спину дугой и вытянув передние лапы далеко вперед, наслаждаясь приятным напряжением в мышцах после ночного отдыха...