Тот звонок прожужжал в его ушах всю долгую дорогу домой, как назойливая, дотошная муха, которую не вышибить ни резким взмахом руки, ни громким криком. Он сидел в душном вагоне поезда, смотрел в темное окно, где призрачно отражалось его собственное изможденное лицо, и чувствовал, как злость и сомнения, тяжелые, как свинец, наполняют его изнутри, сжимают горло холодными, цепкими пальцами. Все началось в одну непримечательную пятницу, которая навсегда окрасилась в его памяти в траурные, черные тона...

Миша бодро собирался в дорогу. Путь неблизкий, а на улице жуткий мороз. Мать наводила суету, переживала как-то излишне, напоминала, что у неё перед бедами затылок чешется. - И вот опять, Миш... Зудит, представляешь. Будьте осторожны на дороге, не гоните. Если с тобой что-то... не переживу я. Одеяло не забудь на всякий случай. И свитер второй надел? - Надел, - ворчливо ответил сын. - Прекрати, мам, не нагнетай. Прибудем на место - отзвонюсь. Не порть мне праздничное настроение. Мать покивала, вернулась к кухонному столу, где уже было всё готово...