Марина проснулась раньше будильника — впрочем, как и всегда. За двадцать лет привычка вставать в шесть утра въелась в плоть и кровь, как запах кофе в старую кофейню. На кухне было еще темно, только электроплита мигала лампочкой, да сквозь занавески пробивался мутный свет от фонаря под окном. Тишина, которую она даже полюбила. Пять минут наедине с собой. Она кинула тапки под ноги, накинула халат и пошла ставить чайник. Все — как по накатанной: чайник, кружка, бутерброды для Бориса, овсянка для себя, два яйца вкрутую — он любит...

Моя мама до сих пор вздрагивает, когда видит цыган. И если бы вы знали, почему — вы бы тоже переходили на другую сторону улицы.   Всё началось в далёком детстве, в посёлке Сузун, где мама выросла. На краю посёлка возвышалась песчаная гора, а за ней — густой, почти сказочный лес. Каждую весну, едва сходил снег, у подножия этой горы появлялся цыганский табор.   Для местных детей это было волшебное время. Мы бегали к табору, чтобы слушать их песни — страстные, тоскливые, такие, от которых мурашки бежали по коже...