– Привет, По-новой, как жизнь старушечья? – Это кто такой борзый?  – Не узнала? Ты чего? Как можно не узнать такую шишку следственного комитета, как я?  – КОлтун, ты что ли? Болван! – Я я...скучал, понимаешь... – Ааа ... Бум считать, что поверила. – Не-е, правда – скучал. Забыл, когда меня на "ты" звали и по фамилии. А уж болваном... А тут ... такое родное. – Да и я забыла, про "по-новой". Давно уж фамилию сменила. Не Панова я нынче, а Гусева.  – Знаю, знаю. Неуж думаешь, что не знаю?  – Ну да, ты ж шишка сыска...

Маруся отпила пару глотков и, не глядя на мужа, встала из-за стола. Горло сжалось, будто сдавленное невидимой рукой. Остатки чая на несколько мгновений окрасили дно раковины в коричневый цвет и тотчас исчезли, смытые струёй воды. Она вошла в комнату, посмотрела на спящих подростков. Вот Леночка, длинная, худенькая, с мягкой улыбкой полуоткрытых губ. Вот Кирюшка, лежит на боку, и кулаки его сжаты, будто даже во сне он готов к драке. Анна Никаноровна заскрипела старенькой раскладушкой, шамкая спросонья: - Хоссподи, прости грехи моя тяжкие...