— Опять этот чёртов дождь, — проворчал Василий, наблюдая, как капли барабанят по стеклу. Его дом на окраине — тихий, спокойный, собачий лай не достаёт. Именно поэтому он сюда и переехал после смерти Клавы. Собаки... Одного этого слова хватало, чтобы Василий скривился. А ведь было время — в детстве даже хотел щенка. Пока соседская овчарка не вцепилась ему в ногу. Тогда, сорок лет назад. Шрам до сих пор ноет к дождю. С тех пор — ни-ни. Обходил собачников за километр. Если какая-то шавка подбегала к его забору — Василий выскакивал с палкой...

Смерть приходит ко мне в виде незавершенной работы. Она оставляет после себя синяки, отеки, предсмертную агонию, застывшую на лицах. А я, Егор, танатопрактик похоронного дома «Тихая Обитель», убираю за ней. Я — реставратор. Я возвращаю людям их лица, стираю с них историю болезни и насилия, дарю им последнее, умиротворенное достоинство. Моя работа — это искусство тишины. Мой холст — холодная, податливая плоть. В ту ночь моим холстом был Михаил Борисович Кравцов. Крупный чиновник, чье сердце не выдержало очередного совещания...