Лика громко вскрикнула, запрокинула голову и рухнула на пол. Поднос с чашками кофе так и остался висеть в воздухе. — И что за девки пошли, как что, так сразу падать в обморок, — проворчала Неля, которая тут же материализовалась рядом и подхватила поднос. — Разбила бы раритетную посуду, и Григорий точно бы на нас взъелся, и никогда бы этого нам не простил. Аббадон ощетинился, вздыбил спину, увеличился в полтора раза и кинулся на окно. Лицо резко исчезло. — Это чёй-то у вас, Гриша, призраки по участку шастают свободно? — покачала головой бабка Неля, пристраивая на стол поднос с чашками...

Проснулся я не от будильника, не от жены, и даже не от соседского перфоратора, а от какой-то музыки, будто во дворе внезапно открылся филиал восточного базара. Сначала подумал — радио у кого-то на балконе заело. Но нет: гремит живьём, с душой, с барабаном и аккордеоном, а где-то сбоку ещё кто-то подвывает флейтой. Барсик, моя собака, вскочил первым. Стоит у двери, уши торчком, глаза квадратные. Он у меня вообще философский пёс: один раз ел мандарин, второй раз уже не стал. А тут стоит и смотрит на окно, будто там сейчас Иисус с кастрюлей плова явится...