Тревожные дни, наполненные вязким, липким страхом перед грядущей «беседой» (сам Ренат Евграфович предполагал, что это будет допрос с ведением протоколов, аудио- или видеофиксацией) и пристальным, изучающим взглядом капитана Черных, сменились для майора медицинской службы Прокопчука оглушительной, почти болезненной тишиной. Особист, казавшийся Ренату Евграфовичу словно материализовавшимся в современности призраком сотрудника СМЕРШ из советского прошлого, исчез так же внезапно, как и появился. Утром...

— Я встретил другую женщину, Света. Голос Вадима, ровный и почти безразличный, упал в вечернюю тишину квартиры, как камень в стоячую воду. Он поставил на пол свою новую спортивную сумку — дорогую, кожаную, из тех, что покупают не для спортзала, а для новой жизни. Он тщательно избегал смотреть мне в глаза, его взгляд был прикован к узору на паркете. К тому самому узору, который мы с ним с таким трудом выбирали десять лет назад, споря до хрипоты. — Я ухожу к ней. Так будет честно, — добавил он, видимо, считая эту фразу верхом благородства...