Барыне Загребельной не спалось нонешней ночью. Полночи ворочалась она в своей обширной кровати, три раза кликала заспанную девку перестилать перину, жаловалась на духоту, но ставень отворять не велела – боялась воров. Вконец измаявшись, поднялась в который уж раз, девку звать не стала, сама достала из шкапчика крепкой настойки, налила рюмочку. Сначала пригубила, а затем проглотила малиновку разом. Поставила уж графинчик на место, но, чуток подумав, налила еще, перекрестилась, не глядя на образ,...

Давно это было. Над Россией катился беспощадный 1920 год. Жизнь человеческая стоила несколько граммов свинца, которые щедро раздавали друг другу все без разбора: красные – белым, зеленые – красным, махновцы – буденовцам, белые – махновцам, казаки – комиссарам, комиссары – всем, кто не понимает остроты текущего момента. И, казалось бы, кого мог беспокоить затертый далеко во льдах пароход, с которого доносилось до тех немногих раций и приемников, которые имелись тогда в мире: «…Всем! Всем! Всем! При величайшем напряжении проживём продуктами до июля, топливом – до июня...