— Вера, ну подумай сама — зачем тебе эта развалюха? — Денис сидел на кухне, вертел в руках пустую кружку и смотрел на сестру тем особенным взглядом, который она помнила с детства. Когда он хотел выпросить у матери деньги на мороженое или уговорить не ставить двойку в дневник. — Это не развалюха, — тихо возразила Вера Михайловна, разливая чай. — Это мамина квартира. — Мамина была. А теперь твоя. И она тебе не нужна, ты же сама говорила, что туда даже заходить страшно. Вера поставила чашку перед братом и задумалась...

— Знаешь, что самое страшное? — Марина подняла глаза от чашки остывшего чая. — Не то, что ты потерял всё. А то, что ты даже не понимаешь, в какой именно момент. Мужчина хмыкнул, не отрывая взгляда от окна. За стеклом моросил типичный для Петербурга октябрьский дождь, превращающий улицы в серое месиво из опавших листьев и луж. — Философствуешь? — спросил он наконец. — Констатирую, — она пожала плечами. — Ты приехал через полстраны, чтобы что? Сказать, что я была права тогда, десять лет назад? В маленькой кухне хрущёвки стало неуютно тихо...