Это была одна из самых длинных и сложных его импровизаций – неистовая, словно пойманный в банку шершень, и сладострастно-нежная, словно патока, вязко и медленно стекающая по молочно-розовой женской груди ­– ниже и ниже, туда, где в покрытой утренней росой долине, редкими, но сильными толчками вздрагивает одинокое тёмное озеро, по берегам которого густо полегли белёсые, почти что прозрачные стебли. Всей воды-то в нём – одна единственная капля! Хочется испить её, живую и дрожащую, дотянувшись кончиком...