Елена Викторовна пила чай так, словно совершала священный ритуал, от которого зависело вращение Земли. Мизинец отставлен ровно на сорок пять градусов, фарфоровая чашка едва касается блюдца, не издавая ни звука. В этой тишине, нарушаемой только тиканьем напольных часов в углу гостиной, я чувствовала себя мухой, попавшей в банку с формалином. — Марина, деточка, — начала она, и от слова «деточка» у меня по спине пробежал холодок. В устах моей свекрови это звучало как «подсудимая». — Ты же знаешь, как мы с Аркадием ценим честность в семье...