В стерильной белизне «Дакоты» пахло лаком, красками и тихой истерикой. Художница металась по гостиной, черная чёлка растрепалась, глаза метали молнии. — Жена музыканта! — шипела она, с силой швыряя на диван пачку газет. Бумаги разлетелись, как испуганные голуби. — Банальные картины! Глупые перформансы! Они не видят ничего! Ни-че-го! Долговязый мужчина сидел в кресле, поджав ноги, и смотрел в окно на утренние огни Централ-Парка. В стёклах очков плавали отражения фонарей. Он жевал бублик. — Ну, знаешь ли, — пробормотал он, — критики...