Это был 1955 год, когда у Николая Алексеевича случился первый инфаркт. Второго, в 1958 году его сердце уже не выдержит. Мне не удалось узнать, что с ним было в тюрьмах и лагерях. Он не расскажет об этом подробно, как несгибаемые Шаламов и Адамова-Слиозберг. Но в 1955 году он стер из памяти эту муть и грязь, эти издевательства и унижения энкэвэдэшников. Мне не удалось узнать, как от пули на расстреле его спасла нечеловеческая выдержка на допросах: документально известно, что он никого не выдал и не признал обвинения в создании контрреволюционной организации...

В истории русской поэзии XX века Николай Заболоцкий находится как бы в тени своих великих современников: известных каждому со школьной скамьи Блока, Есенина, Маяковского или «большой четверки», образующей своеобразные интеллигентские литературные святцы – Мандельштама, Пастернака, Ахматовой, Цветаевой. А между тем, это фигура ничуть не менее значимая, ничуть не менее крупная, это фигура из Пантеона. Эволюция Заболоцкого-поэта вообще не имеет себе равных в истории нашей словесности последнего столетия...