— Свет, ты представляешь, она мне сегодня заявила: «Что ж ты, доченька, на чужом горе свой садик-то построила? Не по-божески это, не зацветут твои розочки, вот увидишь!» — Да ладно? — ахнула подруга в трубку. — Прямо так и сказала? И где ты её откопала, эту гадюку? — Нигде я её не откапывала! Она сама приползла! На рынок, где я сегодня торговала. Подошла к прилавку, сделала вид, что она обычный покупатель. Охала, ахала, какие, мол, цветочки красивые. А потом наклонилась и прямо в ухо мне прошипела...

Инна ненадолго задержалась у большого зеркала в прихожей и внимательно вгляделась в своё отражение. Если бы кто-то поинтересовался у неё на днях, какой предмет дома она терпеть не может, без сомнений, ответом было бы: «зеркало». Это ежедневное испытание — просто убедиться, что на лице не осталось белых разводов от зубной пасты или рубца от утренней яичницы на кофте, казалось ей настоящей каторгой. Она не любила свою внешность. Даже наводя причёску, Инна всегда щурилась, умышленно сужая круг обозреваемого до одной лишь копны волос — её гордости, её утешения...