Если бы мне кто-то десять лет назад сказал, что однажды я буду стоять в дверях собственного дома, с каменным лицом выгонять родню, яростно защищая своё право на тишину, порядок и личные границы — я бы подумала, что этот человек либо сумасшедший, либо перепутал меня с кем-то другим. В то время я была другой — мягкой, доверчивой, почти болезненно вежливой. Я верила в силу семейных уз, в то, что если кто-то из родных вдруг ошибётся, скажет или сделает что-то неловкое — достаточно будет сесть за стол, налить чаю, достать баранки, и под мерный пар от чайника с душицей всё уладится...

— Карты, — догадался он, — во всем виноваты карты! Все, кого я на них нарисовал — все так или иначе пострадали… — Издатель погиб, любимая нашла другого, мама попала в больницу, — загибал пальцы Виталик, — я и Иру, и Артема на этих чертовых картах изобразил. И себя тоже… Нужно что-то делать! А что… Что, если их сжечь? Где-то я слышал, что огонь все зло уничтожает… Не зря же подклады всякие сжигают… *** Катя сидела на краешке дивана и морально готовилась к взбучке. Дверь распахнулась, и на пороге появился отец...