В тамбуре было мрачно, как, впрочем, и в самом вагоне – нагонял тоску ядовито-зеленый цвет давно не протиравшихся стен, под грязным потолком чуть блестел закоптелый фонарь, вдобавок ко всему чадила печка угольным угаром. Не дождавшись проводницы, – она или собирала под столиками порожние бутылки, или разговорилась с пассажирами, – Алеша сам открыл тяжелую дверь, хлопнул крышкой люка, еле удержав его ногой, и с явным облегчением спустился по ступенькам вниз. Показалось сразу так темно, будто нырнул на самое дно глубокого черного омута...